Эдуард Хруцкий - Полицейский [Архив сыскной полиции]
– Петя, дружок, не вы, а мы. Мы, понимаешь! Это значит, и ты тоже. Так что девицу-то из себя не строй. Не надо.
– А ты что со мной так говоришь? – Усов грохнул бокалом о поднос. – Я тебе что, уголовник, жиган…
– Нет, нет, – тягуче повторил Рубин и шагнул к Усову.
Так они стояли друг против друга. Высокий, барственный Усов и совсем неприметный в сравнении с ним Рубин. Но была в этой неприметности некая злая сила, появившаяся не вдруг, а взращенная годами кровавой борьбы за место в жизни. Именно так жил Григорий Львович все свои сорок лет. Именно эта сила привела мальчишку из маленького местечка Шполы в столицу.
Усов смотрел на Рубина. На сильные ноги, словно вросшие в малахит пола, на широкую грудь под мятой рубахой. Усов знал, что на ней две татуировки – перекрещенные кинжалы и женская головка. Усов видел Рубина в бане и подивился его сильным рукам и мускулистым ногам, какие бывают только у гимнастов.
Да, этот человек пришел в Петербург навечно, его не столкнуть, не подвинуть.
– Так-то, Петя. – Рубин развернулся на каблуках, подошел к столу, налил себе запеканки, Усову коньяку. – Теперь так. Этот Бахтин мне на дороге второй раз становится. – Рубин сделал маленький глоток, поставил бокал на стол.
Вообще-то, он не любил спиртное. Пил только за компанию, даже свои сладкие напитки. И сигары Григорий Львович не любил. Раз уж считалось, что это принято среди богатых, так, значит, эту гадость непомерной крепости нужно сосать. Куда лучше асмоловские папиросы «Зефир». Крепкие, душистые.
Эх, надоело ему строить из себя аристократа, поехать бы в Одессу, поесть бы жареную колбасу на Привозе с серым мягким хлебом, а потом запить все это варенцом или молоком топленым с коричневой вкуснейшей пенкой.
И смокинг бы этот снять. Натянуть белый чесучовый костюмчик, рубашку апаш, морскую фуражечку с якорьком. Какое, впрочем, счастливое время было.
– Ты что замолчал-то, – Усов коньяк допил, – загрустил ты что-то, брат?
Воспоминания обожгли и погасли. И нет Одессы. Вообще ничего нет: ни Привоза, ни фуражки, ни костюма из чесучи. А есть дом этот холодный, да забот куча.
– О Бахтине потом. Ты, Петя, должен встретиться с Громобоевым. – Подожди, Григорий Львович, он же…
– Петя, ты деньги получаешь, чтобы с такими, как Громобоев, встречаться. Он крупнейший скупщик краденого в Питере. Остальные помельче – Шосток, Гаврилов, Фост. – Они тоже нужны?
– Да, нужны все. Мы сначала их к рукам приберем, а потом уж жиганьем займемся. Поезжай в департамент полиции к Козлову. Завези ему жалованье, пусть даст адреса всех петербургских скупщиков. И напомни ему, что хоть он и стал действительным статским и «вашим превосходительством», это я его из приставов в генералы вывел. – А зачем напоминать-то?.. – Работать перестал. Напомни, напомни ему. – На Бахтине-то что?
– Бог с ним пока. Ты, Петя, этими делами займись. – Рубин проводил Усова до дверей. Подошел к окну. Вот дверь распахнулась, вылез на улицу нахохленный Усов, полез в авто.
Все правильно, не надо было купоны фальшивые в оборот пускать, тогда бы и жил, как хотел, дорогой Петр Федорович. А теперь служи. За то тебе и жалованье платят, и долю с прибылей. Рубин позвонил. На пороге появился Зоммер. – Слушаю, Григорий Львович. – Где Жорж? – Внизу, с людьми. Позвать? – Не надо, я сам спущусь.
Секретарь обогнал его, почтительно раскрывая двери. Рубин шел, глубоко засунув руки в карманы брюк с атласными лампасами. Смокинг мешал ему, и он скинул его прямо на пол. Зоммер стремительно подобрал его, перекинул его через руку. Шутка ли, тысячный смокинг, в Париже пошитый.
По широкой лестнице Рубин сбежал вниз, недовольно принюхиваясь к запахам штукатурки и скипидара. Пора, пора кончать этот ремонт. Затянули черти. И Зоммер понял недовольство хозяина.
– На ночь все откроем, продуем, запах исчезнет. Так что не беспокойтесь.
Рубин спустился в прихожую, отодвинул штору, открыл маленькую узкую дверь. Этот ход вел в соседний дом, тоже купленный Рубиным. И если парадные покои поражали помпезностью, то второй дом был самым обычным, и обстановка была типичной для квартиры одесского маклера средней руки.
В доме этом сидели бухгалтеры и кассиры, в подвале была ювелирная мастерская, да еще некое печатное дело располагалось. На втором этаже жил Жорж со своими людьми. И сейчас Рубин нашел их в гостиной, Жорж и еще трое играли в карты. В гостиной приятно пахло дорогим табаком и можжевеловой водкой. Иначе чем еще можно было объяснить этот лесной запах.
Игроки, увидев Рубина, положили карты и встали, но не вскочили поспешно, как делал это Зоммер, а поднялись степенно, с достоинством. Эти люди знали себе цену. В блатном мире, везде, где подчиняются воровскому закону, это были князья налетов и грабежей. Рубин пожал всем руки, сел за стол, взял медовую карамельку из вазы. Жорж кивнул одному из своих людей, тот вышел и через несколько минут принес две бутылки с длинным горлышком. Зоммер взял с буфета бокал, со сноровкой официанта протер его салфеткой, поставил перед Григорием Львовичем. Потом, замотав салфеткой горлышко бутылки, вытянул штопором пробку, налил в бокал шипучий, манящий напиток.
– «Фиалка», – радостно засмеялся Рубин. – Вода «Фиалка». – Он взял стакан в руку и начал пить маленькими глотками пузырящийся напиток. В нем была горькая сладость детства, точно на пляжах Ланжерона, ностальгия по последней станции Фонтана. Только в Одессе делали эту воду на фабрике братьев Вебер. Подобрело на душе у Рубина, хорошо ему стало, ласково.
– Спасибо, ребята, – Рубин вылил в бокал остатки воды. – Ах, спасибо. Жорж, где у вас здесь телефон? – В соседней комнате.
Григорий Львович встал, вышел в соседнюю комнату, обставленную точно так же, как гостиная, с литографиями маленьких южных городов на стенах. Он снял наушник.
– Барышня, 36-17, пожалуйста… Спасибо… Алло, можно ли пригласить к аппарату его превосходительство господина Козлова? Жду… жду… Ваше превосходительство… Рубин… Как здоровье ваше?.. Рад… Весьма рад… Дома, надеюсь, тоже все в порядке… Всего один вопрос, Михаил Иванович… Наш друг когда выезжает из Парижа?.. Завтра?.. Значит, послезавтра будет в Вержболово. Понятно., понятно… Спасибо… желаю здравствовать. Рубин вышел в соседнюю комнату.
– Жорж, Бахтин будет в Вержболово послезавтра. Берите мой мотор и на вокзал. – А что делать с ним? – спросил Жорж. – Что делать? – Рубин внимательно смотрел на Жоржа, так внимательно, будто впервые видел этого молодого крепкого человека. Рубин любил, чтобы его окружали красивые люди. И Жорж был так же, как и Зоммер, хорош собой. Только приятность его была северная, блондин с тонким лицом, с прекрасными манерами. Он был из бывших лицеистов, запутавшимся в карточных долгах, убившим свою престарелую любовницу и обокравшим ее. Следы он скрыл так искусно, что на каторгу попал племянник покойной, а Жорж нашел возможность легкого заработка, пристрастился к револьверу и ножу, организовал в Курске банду попрыгунчиков. В белых саванах, привязав к ногам пружины, они, страшно подпрыгивая, ночью появлялись перед жертвой. Шок или глубокий обморок. По городу ходили самые нелепые слухи. А все кончилось просто: из Питера приехал Бахтин с двумя надзирателями. Неделю, одевшись в богатые шубы, они все ночи изображали пьяных купчиков. На восьмой день попрыгунчики запрыгали к ним. Двоих сыщики уложили на месте из наганов, одного взяли. Жоржу удалось уйти.
– Что делать? – еще раз повторил Рубин. – Смотри сам на месте. – Мы и замочить можем. – Мочи. – А не удастся? – Попугай.
Вот и все. Сон кончился. Уплыл за окном парижский вокзал. Уплыли два ажана в синем, девочка с бантом в розовом «кондитерском» платье, какие-то усатые господа, два французских офицера-кавалериста в черных мундирах с длинными саблями в серебряных ножнах, красивая дама в черном… Уплыл Париж.
Бахтин удобнее устраивался в одиночном международном купе. С бархатом, плюшем, медью блестящем, с настольной лампой под красивым абажуром. Наступило прекрасное время полной отрешенности от всего. Ты уже не в Париже, но еще и не в Петербурге. Ты свободен от всех, кроме себя. Можно читать книгу, просто бездумно курить, сбрасывая пепел в бронзовую пепельницу, или потягивать винцо, благо взял кое-что в дорогу. А можно просто закрыть глаза, наслаждаясь комфортом.
Он так и сделал. Крутеж последних дней, банкеты, милая крошка из кордебалета подутомили его. И Бахтин заснул. Разбудил его проводник, пришедший постелить постель. – Не желаете ли ужинать? – Желаю.
– Здесь изволите, тогда я официанта приглашу, или в вагон-ресторан пойдете? – А далеко ли ресторан? – Следующий вагон. – Послушай, братец, а нет ли чайку? – Непременно есть, господин.
– Тогда покрепче, а то французы и не знают, как чай заваривать.
– Да куда им, – проводник довольно засмеялся. – Сейчас смешаю вам байховый с фабрикой Бродского. Это аромат… Не желаете ли бисквитов и бутербродов к чаю? – А с чем бутерброды-то? – С рыбкой. – Нет, братец.
